Тут давеча была годовщина (еще не юбилей, но почти) расстрела Колчака и снова повод высказаться по Белому делу.Скажу сразу - тем больше смотрю я на все это дело с белогвардейщиной русской и тем, как разные люди, вроде мадам Чудиновой и Ко, которых кое-кто метко называет "белопиздельцами" (см. "Союз Меча и Орала"), пытаются "слепить из говна конфетку", то бишь, натянуть на это кровавое, грязное и совершенно не эстетичное дело, в котором сплелись ненависть, амбиции, интриги, махинации, флер "р-романтики", как вообще хочется отстраниться от всего этого и перестать изучать. Добровольческое движение - это даже не Вандея, как бы Деникин и Ко, а также прочие "спохватившиеся" не пытались это представить. Это куда хуже, ибо, извините, речь идет не о французах эпохи позднего феодализма, а о русских индустриальной эпохи, куда менее религиозных, куда более испорченных, по которым еще прошлась ПМВ, пара остальных войн, декаденщина, и весь этот так называемый "Серебряный век". А была у меня когда-то в планах повесть про Анатоля Ливена, эдакая в духе героических приключений, а-ля мой нынешний роман про его двоюродного деда, но "фиг вам", называется. Потому как я поизучала подробную инфу что про него, что про Колчака того же, и поняла - писать такое ни у кого здравомыслящего писателя (только если это не вышеупомянутая мадам, надежда и светоч всего "белого движения") в описанном мною ключе рука не поднимется. Ну представьте того же Анатоля. Был человек, по которому, кстати, проехалась ПМВ во всей красе, с ВО (то есть, не заточенный исключительно под военную службу некто вроде его дедов), увлекающийся разным всяким, и тут его зовут в добровольцы, и он идет, получает ранения, после которых остается, по сути, инвалидом на всю жизнь, огребает все по полной программе, хорошо хоть красные до него не добрались (вовремя умер, мда). Чем занимался Колчак до всей этой хрени - и без того ясно. В добровольцах меня, между прочим, поражает не их *якобы* монархизм (тот же Ливен хотел в случае победы дать власть не какому-то из претендентов на престол, а именно что Колчаку) или там "верность присяге" или "аристократизм" (не так уж там этих аристократов было много, начиная с того, что ко времени революции общество и так было довольно-таки разнородным, да и красных ренегатов с обширным родословием было достаточно), а именно что готовность принять судьбу свою...
Но это длинное отступление именно для того и нужно, чтобы рассказать - благодаря массовой культуре образ Колчака предстал как одна из вершин любовного треугольника, настолько банального, что в любой другой ситуации и с любыми другими участниками на него не посмотрели бы.
Я не буду тут судить, но мне подсказывают, что Анна Тимирева со своей "великой любовью, от которой рушится мир", любила не собственно адмирала, а себя, якобы его любящую. Бросила мужа и ребенка - мол, куда этим обывателям против "великой любви", и все заверте... Неудивительно, что мадам Ч. и прочим такое нравится и кажется крайне правильным. Мол, ее "полжизни по лагерям" после расстрела любовника все оправдывают. И ее скитания с ним. Вообще, такое ощущение, что он хотел отвязаться от этой дамы всю дорогу, но нет же, без мыла влезала. Жена уже смирилась, а что тут оставалось делать? ...И да, как же я люблю за это своих циничных героев, у которых всей этой драмы не было. Точнее, они не делали из того драмы и про "великую любовь" не говорили. Точнее, жена главгероя пыталась представить свою влюбленность в "великого канцлера" как вот такую любовь, но как-то неубедительно - то ли не было должного накала страстей, то ли это просто-напросто глупо выглядело, в тех обстоятельствах. Ну и муж тоже... Пофиг, кто у него там на стороне, пусть даже королева Пруссии (о бинго, теперь, блин, есть доказательства), но ничего не доводится до "величия страстей". Возможно, сама эпоха довела до катарсиса и совершенства то, что в любое другое, более мирное время казалось бы банальным адюльтером, разрешилось бы само собой, без особых ущербов той или другой стороне. Скажу сразу, эта Анна мне противна... Тем, что является концентрированной "романтической ебанашкой" в вакууме. Даме захотелось погеройствовать, развеяться от скучной жизни, и нет, чтобы сделать нечто созидательное - надо разрушить свою и чужую семью, без мыла влезть человеку в душу, принести кучу жертв, после которой отвергнуть ее будет невозможно, и "понеслась душа в рай". Отчего-то вспомнила Лавинию Жадимировскую из окуджавовского "Путешествия дилетантов" - да тот же типаж. Про Анну Каренину не упоминаю - в итоге, та осознала, во что себя загнала, и самовыпилилась, другая ж, реальная Анна, осталась жить, хотя, будь там действительно великая любовь, ушла бы вслед за своим возлюбленным. А то, что "полжизни по лагерям"... Ну извините, некоторые, не будучи "военно-полевыми женами" белогвардейцев, и то так провели. Происхождение не простецкое или национальность не подходящая, например.Скажу сразу - ранее мне такие героини нравились. И Анна нравилась, даже пример с таких брать хотелось. "Положить себя на алтарь любви" - идеально, хм? "Быть голубкой его орлиной, больше матери быть - Мариной...", ну и далее по тексту. Оставалось найти такого кандидата. Но, видно, я так не умею. Нет во мне романтического запала - и слава Богу, жизнь сие обстоятельство весьма облегчает. А если не верите, что такие вот люди несносны - представьте, что то был мужчина. Бросил жену и ребенка ради "великой любви" ("фе, алиментщик", как сказали бы) и сам разрушил семью женщины с ребенком. Всюду за нее цепляется, где она - там и он. И ах да, пишет красивые песни.Кстати, когда обдумывала всю эту Historia de un amor, пришла к выводу о "феномене Бренды". Заспойлерю, что во второй редакции ее мотивы будут прояснены с большей четкостью. В первой части у меня не показано, кто стрелял в Кристофа. Он уверен, что это сделал Фрежвилль, но у него никаких доказательств нет. Пуля прошла навылет, и определить, из кого именно оружия она выпущена, было сложно. Стреляло одновременно несколько человек, так как Фрежвилль предводительствовал отрядом. Кроме того, были и сопровождающие, тот же Пюиссар... Вот тот самый добрый и милый Пюиссар. Не зря же он и после смерти своей Кристофу является.Понятно, на что я намекаю? Что пуля могла бы прилететь и из дружественного лагеря. И Бренда о том знала, поэтому и удалилась со сцены весьма вовремя - как только поняла, что ее возлюбленный выживет и ему будет оказана необходимая помощь. Чтобы избежать потом вопросов, на которые ответ будет ну уж очень неудобный. Конечно, ей можно было бы включить дурочку, но она чувствовала себя и так кругом виноватой. Потому как мой ГГ нужен ей был не живым, а мертвым. Чтобы показательно по нему скорбеть, писать стихи, носить траур и кольцо на левой руке. Чтобы рассказывать всем, как она его любила, какой он был молодой, красивый и храбрый. Ведь тогда он вечно будет принадлежать ей. Но "что-то пошло не так"... Трагической гибели Кристофа в 21 год не состоялось. Другое дело, что он ничего не понял. Ведь он был уверен, что его смерть - это не то, на что надеются.Самое интересное, что перелом в отношениях с женой там пришелся на 1809-й год, когда та поняла, что она не останется молодой и интересной вдовой, пусть и с детьми на руках. А у нее, вообще-то, были шансы, и не один. Да и он прочувствовал такое к себе отношение...